Ветер хлещет по стеклам
И не видно размытых дорог
Ты уходишь под вечер
В мир, где я и где ты одиноки…
- Ты опять сидишь на окне?
- Ни на окне, а на подоконнике, я не слышала, как ты вошел….
-Отец сказал, вы опять поссорились,- он устало опустился на стул, где уже висел его пиджак, размял плечи и устремил взгляд на сестру, сидевшую на широком подоконнике,- из-за чего на этот раз?
- Я не пойду, он меня не заставит,- нахмурилась, захлопнула тетрадку, спрыгнула с подоконника, впилась глубокими, серыми глазами,- и ты тоже,- взгляд затуманен яростью, и еще чем-то, что ему так болезненно не хотелось видеть.- Что, противно? Видеть не можешь? Так иди, иди, чистенький ты наш, ангелочек, блин, чего пришел? Морали читать, учить непутевую сестренку?- оттолкнулась от подлокотников, уходя от цепких, настойчивых рук, села на кровати, отвернулась.- Не нуждаюсь, к черту Вас всех с Вашей моралью и Вашими правилами. Они честные хотя бы, они не врут, вот так вот в лицо, и не уходят, когда им становится «не удобно».- Она начинала с яростного шипения, постепенно переходя на крик, потом и он сошел, но уже в плач, всхлипы, подрагивали плечи, но, после не долгой паузы, голос зазвучал хоть и глухо, но уверенно,- я не пойду, извини, это твоя свадьба, но без меня, отцу скажу, что «заболела», прямо утром, до того, буду паинькой…доволен?!
- Что мне оставалось?! Она беременна, что я должен был делать в подобной ситуации?
- А не доводить до подобной ситуации не пробовал?!
Он резко встал, подошел к подоконнику, еще хранившему тепло человеческого тела, и устремил взгляд на улицу,- Зачем ты так? Что я тебе сделал? Разве тебе было плохо тогда? За что я сейчас расплачиваюсь? – Он уже не замечал, что кричит, смотря в эти бездонные свинцовые глаза, его руки сжимают ее плечи с чудовищной силой. За дверью послышались шаги, он отпустил, но не отошел, что было явной ошибкой. Тонкая рука с неожиданной силой ударила его по лицу, била наотмашь, перстень в виде дракона, подаренный им в свое время, рассек скулу. Он взял пиджак до сих пор мирно висевший на спинке стула
-Смотри, дождешься у меня.
Когда вечером отец поднялся для серьезного разговора с дочерью, он обнаружил лишь лист А4 с напечатанным текстом:
« Я ушла. Куда? Да не важно. Туда где не будет больше лжи и предательства. Туда, где каждый сам выбирает роль и играет ее до самого конца. Если там я не выживу, то это будет только мой выбор и больше ничей. На моей могиле напишите:
И уходя в закат багровей крови
Мечтами возносилась в злую высь
Я вас люблю, правда, но так жить я больше не могу. Я не могу надеяться, ждать, ошибаться, отдавать все и оставаться ни с чем, положить жизнь ребенка на алтарь чужой свободы, чужого спокойствия. Не могу. Простите».
Через пару месяцев, осенним вечером в дверь постучали полицейские с сообщением, что в центральную клинику поступила девушка, внешне подходящая под описание пропавшей.
В клинике семье сообщили, что у девушке крайне тяжелые травмы и следы от изнасилование, возможно группового, и что пока за три дня проведенных в клинике ее состояние не улучшилось и стоит готовиться к худшему.
Как ни странно, когда отец вошел в палату, у него было смешанное ощущение страха боли и осознания, что она сама выбрала свой путь. На плече дочери он заметил вытатуированную надпись «Каждый выбирает по себе, женщину, религию, дорогу, дьяволу служить или пророку…»
Прошел месяц и на могильном камне под фотографией, сделанной прошлым летом на пляже, где улыбающаяся девушка сидела на руках у брата, запустив руку ему в волосы, поместили две надписи.
«Каждый выбирает по себе,
Женщину, религию, дорогу,
Дьяволу служить или пророку…»
«И уходя в закат багровей крови
Мечтами возносилась в злую высь»
Многими годами позже, он дописал еще одну фразу:
«Человеку не побоявшемуся взглянуть в глаза и любви и смерти. Выбор у каждого свой»