читать дальше

Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы так не могла, а то, что случилось,
Пусть черные сукна покроют,
И пусть унесут фонари.
Ночь.




Ты сидишь и капаешь собственной кровью в бокал с кашасу. Первая, уже пустая, бутылка с легким шелестом вращается на столе. Пить уже больше нет ни сил, ни желания, а не пить не получается. У тебя за спиной тысячи операций, сотни пациентов, десятки смертей. Когда еще в институте ты выбрал специализацией нейрохирургию, однокурсники смотрели на тебя со смесью зависти и сочувствия. В этой области крутятся большие деньги, а высокую смертность можно списать на ошибку или рок.

Придя в клинику, ты видел, во что превращаются коллеги. Кто-то беспробудно пил, кто-то отгораживался от пациентов деланным равнодушием и цинизмом, и те и другие заканчивали, как правило, плохо.


Вчера, идя по коридору предоперационного отделения, ты увидел ее, девочка одиннадцати лет, сидела на кровати, успокаивая безутешную мать. На сегодня была запланирована сложная операция. Ты вел девочку с момента обращения в клинику, обследования не давали особой надежды, но шанс был. Вы встретились глазами, и девочка, лучезарно улыбаясь, сказала маме: « Мама, видишь это наш доктор. Он хороший. Я ему верю. Все будет хорошо», - ты улыбнулся и прошел дальше.


А сегодня на операции внутри что-то оборвалось, когда в самый нежелательный момент, вдруг подскочило давление, обширное кровоизлияние в мозг, и ты вдруг увидел ее там, на кровати, вспомнил васильковые глаза и искреннюю улыбку, и решил, что она будет жить. Ты пытался ее спасти до самого конца, уже развернувшись к открытой форточке, курил реаниматолог Толик, уже медсестры, поглядывая с опаской, собирали инструменты, а ты все вел свой спор со смертью, до тех пор, пока Толик не оттащил тебя от трупа. Она была не первой и не последней, кого ты потерял, но она не должна была тут быть.


Выйдя из операционной, ты увидел мать и не смог, посмотрев ей в глаза, сообщить о смерти дочери. Ты просто махнул рукой и пошел в другую сторону, а в спину летел вой. Это был не плач, так нельзя плакать. Так воют звери, когда жизнь перестает иметь для них какой-либо смысл.


Как ты провел еще три операции, ты не помнил. Ты обнаружил себя на пустой кухне в компании двух бутылок кашасы и переполненной пепельницы.


Ты ни когда не пил до, и не будешь пить после этого вечера. Боль не уйдет, чувство вины ослабнет со временем, но не уйдет совсем. Еще долго тебе будет снится детский смех и васильковые глаза…